Если понимать под
криминальным деянием организации любое, нарушающее закон, то российский бизнес
криминализован сверху донизу. Вряд ли найдется предприятие, которое хотя бы раз
в своей деятельности не превысило разрешенную сумму выплат наличными, не
задержало на работе сотрудника без дополнительной оплаты, не отнесло бы,
наконец, затраты на покупку халата уборщику на себестоимость (по «Положению о
составе затрат…» в себестоимость входит только халат уборщицы, уборщик может купить его из прибыли).
Если признать криминальными
деяния, нарушающие только некоторые законы, то неплохо бы иметь кодекс,
разъясняющий, какие именно законы можно нарушать и каким образом.
Чтобы не доводить рассуждения до абсурда,
следует признать, что общество и бизнес живут по определенным правилам,
сложившимся из практики предыдущей деятельности и имеющим весьма отдаленное
отношение к законам (как и персонал фирм работает далеко не по должностным
инструкциям). И правила эти обусловлены в большей степени необходимостью, чем
чьим-то желанием.
Явление под название бартер
относится как раз к разряду таких правил. С ним знаком и зарубежный менеджмент,
мало того, считает его полезной практикой, достойной подражания. Правда,
имеется в виду масштаб его использования на уровне юрист – ресторатор (первый
дает консультации со скидкой, а второй кормит по себестоимости). У нас же
бартер вырос как компенсация неплатежей и благополучно развился до
параллельного рынка, охватив все производство.
Одно из основных достоинств
бартера – обеспечение непрерывности поставок. Завод может остаться совершенно
без средств, задолжать в бюджет, и все же он не остановится, пока может
получить сырье за отгруженную продукцию. Деньги в бартерной операции могут не
играть никакой роли. Если все банки закроются – для торговых организаций это
смерть, а производство будет жить, поскольку доля бартера в движении его
активов может достигать 98% (цифра из реального баланса).
Особенность бартера – в
«виртуальности» цен на отгружаемую продукцию. Обычно здесь нет прямой связи с
«денежной» ценой. Бартерная «виртуальная» может быть как ниже, так и выше
рыночной денежной. При исследовании, например, рынка линолеума в России,
выяснилось, что отечественный линолеум уступает импортным аналогам по качеству
и цене, но, тем не менее, вполне
конкурентоспособен. Дело в том, что основной потребитель линолеума –
строительные организации, которые приобретают его по бартеру. И зарубежные
конкуренты могут сколь угодно биться за маленькую нишу частного потребителя, но
никакое качество и скидки не дадут им выйти на широкий рынок, пока они не
начнут принимать в уплату кирпич. (Возможно, к положительным качествам бартера
стоит причислить еще и защиту отечественного производителя?). Реально в России
существует два рынка: товарно-денежный и товарно-товарный, причем последний
значительно объемнее.
«Виртуальность» цен
приводит, по логике вещей, к двум следствиям. Во-первых, за эскалацию стоимости
бартерной продукции в конце концов кто-то должен платить. Если продавать по
завышенной «кирпичной» цене линолеум, то
дорогой кирпич тоже кто-то должен купить, и вряд ли он купит за деньги.
Частично проблему решает конечный потребитель, покупая, допустим, квартиру,
построенную из «бартерного» кирпича. А если вспомнить, что те же квартиры (и
многое другое) может быть предложено в зачет в бюджет, проблема решается
полностью.
Во-вторых, при «виртуальных»
ценах возможен только «виртуальный» учет.
